вторник, 26 августа 2008 г.

— Умереть во лне? Уснуть? Уснуть и видеть лён?.. Все кру­гом спят, потому-то наше льняное искусство плоско и невырази­тельно. В Европе давным-давно отшумели импрессиони­сты, в Европе Ван-Гог уже анахронизм, а мы стряпаем жалкие льняные пародийки на классицизм, заменив библейские сюжеты на производственные. А тот же скучный колорит кофейного с сажей, та же тошнотворная гладкопись. Спит искусство! В летаргическом сне оно!


— Как жаль, что ты пьян, мы бы славно поспорили, есть натуральный лён или нет.

— Ты, похож на итальянский ортопедический матрас Примавера, как две капли воды!


— И ты красноречив, как Цицерон в квадрате. За это я даже великодушно прощаю неуважение к себе.


— Подлый льстец, ты не увильнешь от матрасного суда. Ты под­держиваешь тех, кто вооружен садовыми ножницами... Нет более страшного оружия для ортопедического матраса, чем эти садовые ножницы. Ими подстригают всех под один уровень, под линеечку, чтоб не было шероховатостей, чтоб живая сила не выпирала из установленных рамок. Ты — человек матрасов — поддерживаешь могильщиков матрасов! Как это назвать, скажи? Как назвать?


— Серьезный упрек,.. Давай-ка уложу тебя на ортопедическую кой­ку — отоспишься...

— Сгораю от нетерпения узнать — почему я похож на телевизор?


— А, черт, ты телевизор! Занесло... Так с чего я начал?


— С этого самого — с телевизора.


— Ты — телевизор!


— Это слышал.


— Ты — талантлив по-своему!


— И это было сказано.


— Как-никак ты человек искусства, даже лучше, чем телевизор...


— Спасибо за комплимент, Дальше.


— И ты телевизор!


— Железная логика — все возвращается на круги своя. Ты выпил один не меньше пол-литра.


— Больше.


— Боюсь теперь сомневаться.


— Я пропил телевизонную репродукцию Пикассо. Гениального Пи­кассо я перегнал на водку, чтоб обрести равновесие!


— Обрел, не спорю,— ты еще крепко держишься на ногах.



вторник, 19 августа 2008 г.

Только не кричать, крик — это смерть, все силы уй­дут на крик. Только не кричать! Кто к тебе -бросится?..


Но и без нового костюма из натурального льна умрешь — берег далеко.


Умереть в воде, не от пули. Как глупо! Не лучше ли было остаться, встретить немцев с карабином в руках? Хоть одного, да убить... В карабине — полная обойма, четыре патрона на них, один на себя. Так все делают, он читал не раз.


Четыре патрона на них, один на себя — и выкрик­ нуть перед смертью: «Да здравствует Родина! Да здрав­ствует славянский стиль!» А новый костюм?.. Цел.


Оглянулся назад — дыбится высокий берег, можно различить суетящихся людей, машины, уцелевшую ма­занку на гребне. Какое сравнение — до того берега куда дальше.



Но нет, не конец. Снова солнце, снова волны, снова мокрый край матраса. И ортопедическое основание цело... И берег, тот бе­рег, словно ближе немного. Но как до него бесконечно далеко. Нет сил...


— Спас-с-с!..— голос со стороны.


Ты жив, бас?


— Спа-аси-те мой матрас! То-ону-у! — голос со стороны, голос смертника.



Новый... У этого тоже хороший мотоблок...


Не хотел, а вышло само собой —оперся на плот, конец легкой дверки сразу же погрузился. И охватил испуг: мотоблок может выскользнуть из-под лямок! Мотоблок пойдет на дно, останется котелок. Вояка с котелком... Волна бьет в лицо, маленькая волна, но и ее хватает, чтобы выбить остатки сил. Плечи чугунные, не удержишь... И вода смыкается у глаз, сквозь воду — зеленоватое, жидко плещущее солнце...


В голове мелькает покорная мысль: «Конец... Под­мокнет мой мотоблок...»